Публикации

ПУБЛИКАЦИИ

К 100-летию со дня рождения Михаила Савицкого

18 февраля 2022 г. исполняется 100 лет со дня рождения Михаила Савицкого.

Михаил Андреевич Савицкий – выдающийся белорусский живописец, педагог, общественный деятель. Народный художник БССР (1972) и СССР (1978), член Национальной академии наук Беларуси и Российской академии художеств. Первый, кто был награжден орденом Франциска Скорины (1997). В 2006 году Савицкому было присвоено звание "Герой Беларуси".

Михаил Савицкий родился 18 февраля 1922 года в деревне Звенячи Толочинского района Витебской области. Когда началась Великая Отечественная война, он в возрасте двадцати лет ушёл на фронт. В самом начале войны попал в плен и прошёл через тяжелейшие испытания в концлагерях Дюссельдорфа, Бухенвальда и Дахау. 29 апреля 1945 года был освобожден из концлагеря Дахау американскими войсками.

Художественное образование получил после демобилизации из армии. В 1951 году окончил Минское художественное училище, в 1957 году - Московский художественный институт им. В. И. Сурикова.
Жил и работал в Минске. Был руководителем государственного учреждения культуры «Творческие академические мастерские живописи, графики и скульптуры».
Ушёл из жизни в возрасте 89 лет 8 ноября 2010 года.
Михаил Савицкий прославился своими работами в области станковой и монументальной живописи на тему Великой Отечественной войны и чернобыльской трагедии. Много картин художник посвятил теме истории становления белорусской национальной культуры.

Мы попросили бобруйского художника Семёна Тихоновича Абрамова, который много общался с Савицким, бывал в мастерской, написал несколько его портретов, поделиться воспоминаниями об этом выдающимся художнике и человеке.

О знакомстве с Савицким

"Я состою в Белорусском союзе художников уже 56 лет. Естественно, что мы с Савицким постоянно видели друг друга на выставкомах, на съездах художников, – было визуальное знакомство. В 1997 году в Беларуси прошла кампания по признанию бывших узников фашистских концлагерей жертвами фашизма. Все бывшие узники получили статус ветеранов войны, поскольку тягот и испытаний узникам досталось больше, чем многим участникам войны. Мы были безоружны и беспомощны, с нами немцы могли делать что угодно. И мы, участники войны, стали встречаться на выставках, посвящённых юбилеям Победы и освобождения Беларуси. По этим датам всегда устраивали республиканские выставки ветеранов. Тогда ещё художников-ветеранов членов Союза художников было более двух десятков. Одна из моих работ на эту тему называется «Последние из могикан». На ней изображены белорусские художники - участники Великой Отечественной войны.

Тогда мы с Савицким стали общаться ближе. После ветеранских выставок всегда было небольшое застолье. На одной из таких встреч, которое проходило в Союзе художников Беларуси, располагавшемся в то время на улице К.Маркса, я спросил у Савицкого: «Нельзя ли, Михаил Андреевич, написать Ваш портрет». Я ещё спросил: «Вас акварелисты когда-нибудь писали?». Он сказал, что не писали, и согласился на создание портрета.

Я предположил, что буду первым, кто напишет его портрет акварелью, но оказался единственным и последним. Я написал четыре портрета Михаила Андреевича. На двух портретах он изображён один, другие два – композиционные, когда на портретах изображены и другие люди. Один из групповых портретов – это уже упоминавшийся «Последний из могикан», а другой – «Разговор о вере», так как к тому времени Михаил Андреевич уже приблизился к Богу.

Мы все, будучи советскими людьми, создавали картины на темы советской идеологии, писали портреты Ленина, использовали партийные сюжеты. С переменой времени, с открытием многих неизвестных событий в истории нашей страны, стали меняться и сюжеты у художников. И постепенно, когда стали брать на республиканские выставки произведения с религиозной тематикой, тогда художники стали свободно выражать своё отношение к религии: не боялись и знали, что эти работы будут допущены. И поэтому у Михаила Андреевича появились сюжеты из Ветхого и Нового Завета, в том числе о распятии.

Одной из лучших его работ не только по моему мнению, но и по мнению Народного художника Беларуси Леонида Дмитриевича Щемелёва, является картина «Без вести пропавший»: три ангела со свечами зависли в воздухе, а под ними груды тел. Без вести пропавшими до сих пор считается около 4 миллионов советских солдат.

Помимо этих тем у него, конечно, были и лирические темы о материнстве, он и пушкинской темы касался. На портрете, который называется «Портрет академика Савицкого», я включил несколько его работ, желая показать диапазон творчества художника: от ленинских, сталинских тем, как постепенно шло развитие его сознания в сторону либерализации, в сторону освобождения от догм и идеологии.

У Савицкого были циклы: чернобыльская серия «Чёрная быль» - очень болезненный цикл для каждого из нас. И его знаменитый цикл «Цифры на сердце». Я на выставке подошёл к нему и сказал: «Спасибо Вам большое за этот цикл, это особенно трогательно и чувствительно для тех, кто прошёл немецкие концлагеря.»"

О ТВОРЧЕСТВЕ. «ПАРТИЗАНСКАЯ МАДОННА» И «ЧЕРНОБЫЛЬСКАЯ МАДОННА»

"«Мадонна» тяжело пробивала свой путь… Савицкий имел много недоброжелателей, и, по-моему, до сих пор их у него предостаточно. В том числе, за его советскость: он написал около 40 портретов Ленина, на которые поступали заказы в Союз художников из различных партийных и других учреждений. Его портреты были творческие. Не просто, как большинство оформителей писали типовые поясные портреты. Он писал обычно портреты в рост или поясные с руками - они все были добротного качества.

Сейчас, надо полагать, они где-то хранятся уже в запасниках, потому что, согласно новой идеологии, лениниана стала не в моде. Но те произведения с Лениным которые представляют большую художественную ценность, они, конечно, сохранились по большей части в запасниках. Некоторые, наверное, даже в Третьяковке. У Савицкого есть четыре работы в Третьяковской галерее, которые ранее находились в постоянной экспозиции. В том числе и «Партизанская Мадонна». Белорусский Национальный художественный музей заказал у него вторую «Мадонну», просили авторское повторение, но художнику неинтересно было повторяться, он сказал: «Я напишу другую Мадонну». Она была написана вертикальной, в полный рост, под названием «Минская Мадонна». Она теперь находится в Национальном художественном музее. Наверное, к 100-летию со дня рождения Михаила Андреевича эту работу покажут. Думаю, что в запасниках музея много его работ. Не считая тех работ, которые находятся в его персональном музее на площади Свободы. Там всё остальное его творчество. В частности, цикл «Цифры на сердце»."

О ВСТРЕЧАХ В МАСТЕРСКОЙ

"Последние годы его жизни, последние восемь лет, я близко общался с Михаилом Андреевичем, бывал в его мастерских, в частности, по случаю юбилейных выставок ветеранов. Он приглашал всех оставшихся ветеранов, которые участвовали в этих выставках, прийти к нему в мастерскую, провести там дружескую встречу. Бывали на этих встречах председатель Белорусского союза художников Владимир Самойлович Басалыга, заместитель министра культуры Владимир Петрович Рылатко, ректор Академии искусств, другие представители сферы культуры. Они могли видеть последние работы, над которыми Михаил Андреевич трудился. Те незавершённые произведения, что стояли отвёрнутыми, он мог показать. Савицкий был человеком доступным, особенно в последние годы жизни, потому что ему дорого было человеческое общение.

Михаилу Андреевичу было приятно общаться с коллегами, и, признаться честно, я относился к нему с сыновьей любовью. Я прожил свою жизнь без родителей, без отца. Отец мой был расстрелян в 1938 году вместе с тремя односельчанами по обвинению в принадлежности к троцкистскому подполью, которого, конечно, не было в маленькой деревне. И поэтому Михаил Андреевич, наверное, чувствовал моё тёплое отношение к нему, и он не уходил от разговора, рассказывал, когда я задавал ему вопросы. И о своей военной судьбе: он попал в плен в Севастополе. Перед тем, как сдать Севастополь группировка советских войск отбивала немецкие атаки, до тех пор, пока были патроны. А когда закончились всё боеприпасы, солдат не смогли эвакуировать на пароходах и они попали в плен. А дальше его вывезли в Германию, где он прошёл несколько концлагерей. Был в Дюссельдорфе, Бухенвальде, Дахау. Это отражено в его картине «Мадонна Биркенау»."

Разговоры о вере

"У нас были разговоры о вере, в том числе в присутствии Поплавского… Были довольно откровенные разговоры. Он же в конце жизни создал цикл «Распятие и снятие с креста» и его работа «Без вести пропавший» с ангелами: они непосредственно напрямую касаются религии. Были у него и другие работы, их можно найти в его альбоме. Кстати, он подарил мне свой последний альбом с дарственной подписью.
Его отношение к религии так же как и у большинства людей постепенно трансформировалось. Оно освобождалось от атеизма, от негативного отношения к религии. Люди начинали понимать, что неверующих людей по сути нет: каждый, даже те, кто не посещает храмы, всё равно интуитивно верит в высший разум."

ОБ ОТНОШЕНИИ К ЗВАНИЯМ И НАГРАДАМ

"Михаил Андреевич в жизни был очень скромным человеком. Получив звание Героя Беларуси, он не носил «Золотую Звезду», чего, скажем, с Героями Советского Союза никогда не происходило. Все герои носили свои звёзды. Он, помнится, рассказал, что всего один раз надел ордена, когда их пригласили поучаствовать в демонстрации по случаю Дня Победы. У него ещё был Орден Ленина и другие ордена и медали. Он говорил: «Я чувствую себя не в своей тарелке, когда надеваю награды» - настолько ему было неловко выделяться среди других людей."

КАК СОЗДАВАЛИСЬ ПРОИЗВЕДЕНИЯ САВИЦКОГО

"Михаил Андреевич был прекрасным рисовальщиком, он много во время учёбы рисовал, и поэтому он от себя мог нарисовать фигуру в любом ракурсе. Возможно Савицкий когда-то и просил кого-то попозировать, но большинство работ он писал от себя, по воображению. Пользовался, наверное, фотографиями на исторические темы, когда надо было посмотреть одежду того или иного персонажа, узников концлагерей, и других, наверное смотрел на фотографии. Без этого художники не обходятся. В любом случае, одежду, костюм художник должен посмотреть - всё это в голове невозможно удержать, мир слишком многообразен."

КОНЧИНА САВИЦКОГО

"К сожалению, я не был на похоронах Михаила Андреевича. Я узнал о его смерти в день его похорон из вечерних новостей по телевидению. И съездил через несколько дней на кладбище, посетил его могилу, уставленную венками и занесённую снегом. Посидел, повспоминал о наших встречах, воткнул цветы в снег, которым была занесена его могила, поклонился: таким образом почтил его память. Супруга Савицкого умерла через год с небольшим. А ещё через год умер и их сын Андрей Михайлович. Савицкий очень любил своего сына. Будучи уже без сознания, он в бреду вспоминал его, с нежностью называя Андрюшенькой."

Об особенностях живописи

"У Савицкого была тумбочка, в которой лежали краски и кисти. На тумбочке лежала палитра. На портрете, который я написал, видно, как он работает, стоя размешивает на палитре краски, потом подходит к холсту на мольберте и работает, пишет то место, на котором остановился. Он работал, разбрасывая цвета в нескольких местах на холсте. У него на кисти был определённый цвет, и он, сразу держа в голове, где похожий цвет должен быть, подходил к этому месту и делал несколько мазков, прежде чем вернуться к палитре и смешать новый колорит. Я, к примеру, работаю, начиная слева, и постепенно иду до правого края, потом опускаюсь вниз.

Основными жанрами Савицкого были сюжетные картины и портреты, в которых он имел большой опыт, как говорится, набил руку: только Ленина 40 портретов написал. Это же всё остаётся… Можно уже почти не глядя писать. Портреты Достоевского, Пушкина… Сюжет материнства, портреты жены, сына, родителей, бабушек, дедушек – таким образом он увековечил свою родословную.

Чем больше времени проходит с момента ухода художника из жизни, тем ценнее становится то, что он сделал. И произведения искусства, картины, и всё творчество воспринимается зрителем уже как-то по другому: более весомо и значимо. Не зря говорят, что художники не умирают, пока живо искусство."

Воспоминания Семёна Тихоновича Абрамова о Михаиле Андреевиче Савицком были записаны 2 февраля 2022 г. в Бобруйском художественном музее.

Страницы истории художественной жизни Бобруйска
Художник Павел Костко: Безмятежный мой край

Бобруйский художественный музей продолжает работу по поиску материалов о творчестве художников послевоенного поколения, входивших в Товарищество художников Бобруйской области. Мы представляем выставку произведений Павла Тимофеевича Костко (1920 – 1985), интересного живописца, основываясь на итогах архивной и исследовательской работы, сотрудничества художественного музея с сыном художника А.П. Костко и Бобруйским краеведческим музеем.

Биография Павла Костко, на первый взгляд, обыкновенна, как, в общем-то, судьбы большинства его сверстников. Родился в трудовой семье, с детства был приучен работать, учился в обычной школе, терпеливо сносил трудности и лишения – всё как у всех. И, казалось бы, будущее было предопределено: рабочая профессия, завод... Люди всегда и везде предпочитают выбирать надёжные перспективы, понятные и позволяющие уверенно смотреть в будущее. Наверное, потому в те времена профессиям инженера, врача, учителя, квалифицированного рабочего отдавали предпочтение легко и с удовольствием. Страна активно развивалась и люди с подобной специализацией всегда были востребованы.

Однако, выпускник Средней школы №3 г. Бобруйска Павел Костко посчитал возможным нарушить стереотип. Стать актёром или художником – это уже лотерея, в которой выигрывают единицы. Однако Павел этот выбор сделал. В том было стремление реализовать нечто сокрытое, выделявшее его среди сверстников и необъяснимое даже для самого себя. Мальчишка не может знать, чем он будет заниматься, став художником. Было движение за мечтой, желание рисовать и всегда при себе альбом с карандашами. Ну и необходимо заметить, что в Бобруйске 1930-х гг. было у кого учиться: в доме Коммуны на Пушкинской жил Семён Захарович Шуб, участник первых республиканских художественных выставок, вернулся после окончания Витебского училища и преподавал в Доме пионеров Евгений Александрович Ярмолкевич, были и другие, менее известные художники.

После школы Костко подал документы в Витебское художественное училище, единственное учебное заведение подобного профиля в предвоенной БССР, успешно сдал экзамены и был зачислен по условиям конкурса. 2-ая половина 1930-х для Витебского училища были в целом позитивные годы, о том можно судить по фамилиям преподавателей и учащихся. Продолжал работать Юдаль Пэн. Появилась плеяда молодых талантливых педагогов, среди которых Иван Ахремчик, Валентин Дежиц, Лев Лейтман, Фёдор Фогт ... В каждом выпуске – будущие знаменитости белорусского искусства. В одной группе с Костко учился Адольф Гугель, на старших курсах занимались Владимир Домарад, Валериана Жолток, Павел Масленников, Сергей Селиханов. На год позже училась Раиса Кудревич. В 1939-40 на отделении скульптуры обучался Василь Быков. И подобных имён можно привести ещё много. Реализованный талант всегда соединён с колоссальным трудолюбием и именно они, будущие знаменитости, всегда задают тон и создают атмосферу творческого горения, поднимают общий уровень обучения. В такой среде оказался Костко, в ней проходило становление будущего художника.

Примечательно и то, что в Витебском художественном училище этого периода учились около десятка бобруйчан. Так что, было с кем общаться в Витебске и взаимодействовать по возвращении домой. Выпускники Витебского училища, и это общая особенность, получали серьёзное профессиональное образование и потому, по собственному предпочтению, могли работать в разных техниках и жанрах: акварелью, маслом, пастелью, писали портреты, пейзажи, сюжетные картины. Универсальность приобретённых навыков мы видим на примере творчества не только Костко, но и других художников, прошедших курс в Витебском училище в предвоенные годы. Правда, Павлу завершить образование не удалось. В 1940 году, за два месяца до окончания училища, его призвали в армию. А потом была война.

Это удивительно, но Костко прошёл всю войну от начала до конца, участвовал в составе гаубичного артиллерийского полка во многих известных кровопролитных битвах и остался цел, даже не был ранен. А его боевой путь впечатляет: встретил войну в Западной Украине, затем была оборона Киева и Харькова, битва под Ельней, в которой в живых осталось 26 бойцов из 2500 списочного состава полка. Потом были Сталинград и сражение под Прохоровкой и долгий путь освобождения страны. О таких везучих говорят: родился в рубашке. За ратные труды Павел Костко был награждён двумя орденами Красной Звезды и медалями. В войну орден Красной Звезды часто называли «солдатским орденом» и младший состав награждали исключительно за личное мужество и героизм, – замечательная характеристика для нашего героя. А закончил войну в Чехословакии и в сентябре 45-го вернулся домой.

Первое время в послевоенном Бобруйске Павел трудился «вольным» художником. Чтобы заработать на жизнь, занимался самой разной, часто около художественной работой. При этом писал этюды, а иногда на заказ – копии с известных картин. Общаться с коллегами было легко, так или иначе все друг друга знали, тем более многие были выпускниками Витебского училища. Художественная жизнь в городе постепенно пробуждалась и, к моменту создания в 1948 году Товарищества художников Бобруйской области, Костко был готов к показу своих работ на выставках. Тогда же в 1948 году (первый документально подтверждённый факт) он принял участие в выставке, организованной Бобруйским областным Домом народного творчества, представил пейзажи акварелью и маслом. Отныне Павел Костко среди наиболее активных участников всех творческих мероприятий. Правда, до первой профессиональной выставки в Бобруйске было ещё три года.

Но была и сложность, мешавшая творчеству не только Костко, но практически всех художников послевоенного поколения. После Победы жизнь довелось начинать практически с ноля: создавать семьи, решать жилищные проблемы, поднимать детей, поддерживать престарелых родителей. Художники зарабатывали изготовлением различной агитационной продукции, которая требовалась в больших количествах и неплохо оплачивалась. Это занимало основное время, а на творчество оставались выходные, да и то не все. С момента создания в 1950 году и до самой пенсии Костко трудился в художественно-производственных мастерских Бобруйска. Будучи человеком инициативным, активно участвовал в жизни сообщества художников и в деятельности изостудии при мастерских, выполнял различные общественные нагрузки и функции. Его имя постоянно упоминается в газетных отчётах о выставках с высокой оценкой представляемых произведений.

Творчество художника лучше всего открывается на персональной выставке, особенно когда можно увидеть произведения разных периодов и есть возможность расположить работы в хронологическом порядке. Тогда заметны интересы автора к жанрам и темам, связь с событиями его собственной жизни, увлечения определённой проблематикой, художественными стилями и традициями.

Костко довольно редко обращался к сюжетной картине. Сюжеты для его живописных историй, которые мы имеем возможность рассмотреть, достаточно закономерны. Например, виденные им на фронтовых дорогах регулировщицы. Элегантные девушки в военной форме не могли не оставить впечатлений в сознании молодого солдата. Или работа «Наши вернулись» – событие, безусловно, многократно пережитое чувственно во времена победных продвижений армии. Но, как уже говорили ранее, сюжетные произведения в творчестве Костко немногочисленны и, вероятно, не слишком увлекали художника.

Другое дело – пейзаж, ставший для него основным жанром. О профессионализме в искусстве можно судить по многим критериям. Пейзаж требует от живописца серьёзной технической основы и не только знаний, но более мышления цветом. Костко пишет с опорой на некоторый свой предпочтительный набор цветовых отношений, работает по колориту довольно сдержанно, добиваясь нужного звучания каждого мазка и, при этом, почти не проявляя собственную эмоциональность. Краски накладывает смело, широкими пастозными мазками. О его этюдах можно сказать: пишет как дышит.

Он обращается к городским пейзажам, иногда – к изображению отстраивающихся в городе производств, но наиболее интересны для живописца образы родной природы, притягательной в своей нетронутости, тишине и чистоте. Вероятно, четыре долгих года войны научили Костко ценить безмолвие и первозданность окрестных пейзажей, ровное и понятное течение бытия: за весной лето, за летом – осень…

Художника привлекает всё: деревья, травы, зеркальная гладь воды, облака, плывущие в небе. Серость пейзажей средней полосы он разнообразит по-своему. В его произведениях неоднократно встречается приём, – изображение пейзажа в лучах закатного солнца. Оттенками заката автор обогащает летние лесные пейзажи, используя всё многообразие сочетаний зелёного с красным. В 1953 году на Республиканской выставке в Окружном Доме офицеров в Минске словами «Свежо и живописно…» оценена его работа «Закат в лесу». К слову сказать, в экспозиции выставки было шесть работ Костко, а натюрморт «Грибы» даже был приобретён государственной закупочной комиссией.

Не менее привлекателен снег в закатном солнце в работе «Снегири», воздух, напоённый багряными лучами, порхающие птицы. Само по себе то, что пейзажи Костко регулярно отмечали на выставках искусствоведы и журналисты, дополнительно свидетельствует о серьёзной базовой подготовке живописца, что мы так же видим на примере множества его работ на выставке в художественном музее.

О предпочтениях художника говорят и натюрморты. Костко редко пишет композиции из красивых нарядных вещей, не пользуется «гладкописной» техникой. Его подход близок к «шарденовскому», предметы подбираются на основе конкретных, близких и понятных автору цветовых и фактурных сочетаний: бронзы и стекла, керамики и ткани, привлекает форма и матовый блеск овощей и фруктов. Некоторые натюрморты пишет явно спонтанно, привлечённый чем-то неожиданно для него интересным, как, например, композиция «Грибы», привлекательная для художника тема. К числу наиболее удачных работ относятся «Сирень» и «Натюрморт со ступкой».

Портретный жанр в творчестве Костко представлен единичными произведениями, более всего портретами жены и детей. «Портрет жены» художником решён необычно. Освещением героини стали отсветы жара горящей печи. Её лицо сосредоточено, но не напряжено, взгляд направлен в сторону, можно сказать, – портрет с сюжетом. В сравнении с ним, образ сына по композиции более камерный, выполнен свободно с использованием довольно резких контрастов основных тонов. В технике автора привлекает «лепка» лица открытыми мазками.

С портретным жанром в биографии художника имел место необычный и любопытный факт. В самом начале 1950-х гг. он стажировался на специальных курсах в Москве, по завершении которых получил свидетельство, дававшее ему право писать портреты вождей, Ленина и Сталина.

Жизнь на самом деле пролетает быстро. Незаметно подходит сорок лет, потом пятьдесят. Изменились мастерские, появилось много молодых художников, старшие постепенно уступали свои позиции. С выходом в 1980 году на пенсию, а так происходило со многими его коллегами по мастерским, появилось свободное время и Костко стал больше работать творчески, писать натурные этюды и натюрморты. Писать для себя, для удовольствия, выкладывая на холсты весь приобретённый за десятилетия опыт, воспроизводя собственные открытия и размышления о ремесле. Именно это более всего и привлекло нас в его работах последних лет. К сожалению, этих лет оказалось немного.

Бобруйские художники помнят Павла Костко. Помнят как человека ответственного, никогда не забывавшего о деле, всегда в точности выполнявшего обязательства; как старшего товарища, у которого было чему поучиться и в профессии, и в жизни; как домовитого и хлебосольного хозяина; для многих друга, открытого и готового помочь тем, кто рядом. Тепло вспоминают, от души.

Художники старшего поколения жили активно. Те из них, что прошли сквозь огонь войны, и Костко из их числа, знали цену жизни, дорожили тем, что у них было. Вне работы много общались, дружили, поддерживали друг друга, регулярными были экскурсионные поездки в самые разные места огромной страны, пикники на природе с шашлыками и этюдниками, субботники и многое другое. Об этом мы знаем по многочисленным фотографиям и воспоминаниям. На коллективных снимках среди бобруйских художников легко узнаётся невысокий худощавый человек с горделиво приподнятой головой, художник Павел Тимофеевич Костко, один из тех, кто заслуживает, чтобы его помнили.

Геннадий Благутин,

старший научный сотрудник Бобруйского художественного музея